Лусине и Расим вместе ходили в музыкальное училище. Расим был влюблен в нее без памяти, так, что его не волновала ни национальность, ни религия, ни то, что Лусине обручена. Рассказать обо всем семьям было невозможно — их бы не поняли ни родные Расима, которые жили в Ленкорани, на юге Азербайджана, ни мама Лусине, которой мать Грайра, Нина, была близка, как сестра. А отец Грайра, дядя Вазген, после смерти отца Лусине заботился о ней, как о родной дочери.

В конце концов Лусине и Расим втайне от трех семей сначала заключили официальный брак, а потом убежали вместе.

“Обе наши семьи долго еще с нами не разговаривали. И еще семья Раика в придачу”, — рассказывает Лусине.

Молодожены стали жить сами по себе, без помощи родных. Они сняли небольшую комнату. Расим работал и одновременно учился.

Но скоро разгорелся конфликт между Арменией и Азербайджаном из-за Карабаха. В 1988-м году, когда у Лусине и Расима родился первенец, семья Лусине вынуждена была уехать из Азербайджана.

Мать Лусине, поняв, что сейчас не время для обид, в первый раз пришла в гости к молодым — увидеть внучку.

“Не буду врать, мне просто не приходило в голову, что ситуация настолько серьезна. Я думала, все эти проблемы решатся, и люди вернутся к себе домой. И мама тоже думала, что все это временно. Но все равно не хотела оставлять меня, говорила, возьми ребенка, поедем с нами. Я не согласилась. А то, что мы считали временным, тянется уже почти 30 лет”.

Вся родня Лусине уехала из Хутора, оставив ей одну из своих двух квартир.

“Мама и все наши поселились в Ростове. После того, как закончилась война, мы еще долго не виделись, только переписывались. Однажды мама написала, что погиб на войне младший брат Грайра, Роберт (мы его называли Робиком). Потом погиб на войне племянник мужа, которого я очень любила, и брат мужа был ранен. Одинаково страдая и из-за них, и из-за Робика, я еще раз поняла, насколько бессмысленна война”.

В 1988 году в Баку жило около 200 тысяч армян. Сейчас во всем Азербайджане, как утверждают официальные лица, их 30 тысяч. В большинстве своем, это женщины, которые не могли бросить семьи — мужей, детей, внуков. Многие из них поменяли имена, чтобы “не рисковать”.

Когда все армяне покинули Хутор, их заменили азербайджанцы, бежавшие из Армении. К тому времени Лусине официально поменяла имя на “Ламия”. Но соседи все равно узнали, что она армянка:

“Сначала на меня косо смотрели, я слышала, как они про меня сплетничают. В общем, их можно понять — они остались без дома. Но это все продолжалось недолго — когда мы поближе познакомились, все стали лучше ко мне относиться. А с одной азербайджанкой из Армении мы подружились еще ближе, чем мама с тетей Ниной”.

Всего в результате карабахского конфликта Азербайджан принял около миллиона человек: беженцев из Армении и вынужденных переселенцев из самой зоны конфликта. Особая группа среди них — так называемые “еразы” — ереванские азербайджанцы. Среди бакинцев они известны своей способностью ассимилироваться и тем, что первое время жили “плотным” сообществом, помогая друг другу.

В начале 1990-х годов старший брат Расима, Рауф, и его жена Рафига купили дом в поселке Хутор и переехали жить в Баку. У Расима и Ламии как раз родилась вторая девочка. Рауф и Рафига давно поженились, но детей у них все не было.

“Они очень хотели ребенка, но Бог не дал. Вот мы и отдали им вторую дочку. Ее назвали Амина. У нас потом родились еще две девочки и один мальчик.

Но сколько бы детей ни было, у матери в сердце найдется место для каждого, и я очень жалела о своем поступке. Я не смогла бы забрать дочь, ее официально удочерили. У меня испортились отношения с деверем; в 1996 году мы продали дом и переехали в Ленкорань, в основном, именно по этой причине”.

Вторая история: Амина

До 19-ти лет Амина считала Рауфа и Рафигу своими родителями:

“Мама и папа так меня любили, мне и в голову не пришло бы, что я не их ребенок. К сожалению, папа умер, когда мне было 14 лет. Мы с мамой остались одни на свете и от этого стали еще ближе”.

В 19 лет Амина узнала о своем происхождении, и она говорит, что это был самый ужасный момент в ее жизни. Чтобы объяснить, почему, она рассказывает историю своей первой любви.

“Мне было 17, Али — 20 лет. Он был сыном наших соседей. Мы были влюблены друг в друга. Его мать и бабушка пришли к нам свататься. Мама не сказала ни “да”, ни “нет” — мол, “моя дочь еще молода, пусть учится, и ваш сын пусть тоже займется делом. Если через несколько лет они все еще будут тверды в своем решении, я не стану возражать”.

Это был очень мудрый поступок. Если бы она запретила мне выходить замуж, мы бы заупрямились и все равно поженились, может, даже сбежали бы. А потом непременно пожалели бы об этом. Потому что через несколько лет мы поняли, какие мы разные, и наши дороги сами собой разошлись. Причем, без обид. Сейчас он женат, я замужем, и оба мы счастливы. И я очень его ценю, он прекрасный человек”.

В тот день, когда Амина узнала правду, Али пытался защитить ее.

“Мне было 19 лет. Мы с Али тогда уже расстались, просто дружили. Я возвращалась из школы, и во дворе меня остановил один старик из Армении, сосед, который славился вздорным характером и поганым языком.

“Как поживает твоя армянская мать?” — спросил он. Я ничего не поняла. “Как тебе, старику, не стыдно так разговаривать, сам ты армянин”, — ответила я.

На шум вышел Али, прикрикнул на старика, и на меня тоже, мол, иди домой, не слушай его. Я совсем растерялась. А старик не унимался: “Так ведь твоя мать армянка, разве я вру?” “Моя мать — татарка, что за глупости ты болтаешь?” — говорю. “А я не про Рафигу, я про Ламию, она твоя настоящая мать, и притом армянка, и она отдала тебя Рафиге”.

У меня как будто земля ушла из-под ног, я остолбенела. На крик во двор выбежали соседи, все набросились на старика, а меня отвели домой”.

После этого случая Амине потребовалась помощь психолога и длительное лечение.

“Это было самое трудное время в моей жизни. Я узнала о себе сразу две вещи, которые мне и в страшном сне не приснились бы — что я приемная, да еще и наполовину армянка. Али и его семья все это знали. Они были коренными жителями Хутора — еще “со времен армян”. Али любил меня за то, что я — это я. Поэтому я ему всегда буду благодарна”.

Амина — музыкант, как и ее биологические родители. Она играет на пианино и преподает в музыкальной школе.

Что до матери, Амина говорит, что у нее одна мать — женщина, которая ее вырастила. Родных братьев и сестер она воспринимает как двоюродных и ничего не может с этим поделать.

Теперь Амина и сама мать, у нее двое детей. Ее собственная семья знает, что Амина — приемный ребенок, но не знает, что ее настоящая мать армянка.

“Может, они бы не сделали из этого проблемы, но мама не решилась им сказать, и мне не позволила”.

Амина говорит, что мало знает о карабахском конфликте — она родилась уже после заключения перемирия. Раньше ее все это мало интересовало. Она по-другому посмотрела на конфликт, когда узнала, что принадлежит к обеим его сторонам:

“Мои биологические родители любили друг друга, и до сих пор любят, а ведь сколько лет прошло. Али полюбил меня, все обо мне зная. Значит, национальность не может помешать любви. Жаль, что люди часто выбирают не любовь, а ненависть и обиду. Хотя от войны никому никакой пользы, кроме политиков. Вот бы люди поняли это и никогда не забывали”.

Азербайджанская конституция декларирует, что все граждане страны обладают одинаковыми правами вне зависимости от этнической принадлежности. Уголовный кодекс Азербайджана предполагает наказание за разжигание национальной розни. Тем не менее, отчуждение между обществами и нерешенный конфликт делают жизнь этнических армян в Азербайджане, мягко говоря, некомфортной.